Вопреки всему дочь сделалась наследницей отца, но она творчески переработала его наследство.

— Что же вы, Верочка? Я слушаю, — робко прервал затянувшееся молчание Лев Минеевич.

— Ах, всегда вы все портите! Теперь я сбилась с мысли. Теперь я сама уже не знаю, что хотела сказать… Так вы не хотите халвы?

Он отрицательно покачал головой.

— Так чего же вы хотите?

Он сам не знал, чего хотел. То есть, конечно, знал, поскольку хотел (и это слово в данном случае лишь бледная тень действительности) Врубеля. Но о том нельзя было говорить прямо. Можно было все испортить. А Лев Минеевич умел ждать и надеялся, что наступит его час. Он верил, что создастся такое благоприятное стечение обстоятельств, когда Вера согласится на что-нибудь обменять свой бесценный картон. Возможно, она даже просто подарит его. Нужно только терпеливо дождаться упомянутого выше стечения и, конечно, соответствующего настроения Веры. Сейчас у нее оно явно портилось.

— Чего же вы хотите от меня, Лев Минеевич? — нахмурясь, требовательно спросила она. Это звучало почти как: «Чего вам здесь, собственно, надо? Не пора ли вам домой?»

— Может, погадаете, Верочка? — робко попросил он, чтобы умаслить капризную подругу.

— Погадать? — преувеличенно удивленно подняла она брови. Испытанное средство начинало действовать. — Но я же гадала вам на прошлой неделе!

— Так то на прошлой!

— Какие же у вас дела, что быстро так все может перемениться?

— Дела? Нету особых дел-то.

— Зачем же гадать?

— Так… о судьбе вообще, о надеждах…

— Каких надеждах?

— Ну что вы, ей-Богу, Верочка! Разные могут быть надежды. Если человек стар, так ему, выходит, и надеяться не на что?

— На что же надеяться?

— Да мало ли на что! Обстоятельства там разные… Перемены.

— Ну ладно, коли перемен ждете.

Она достала колоду засаленных карт. Они уже не тасовались, и их приходилось перекладывать стопками на столе. Трефовый король выпал с валетом той же масти.

— Ваши хлопоты, — сказала гадалка.

«А то чьи же еще?» — скептически прокомментировал Лев Минеевич.

— И втайне хлопоты скрываете, — погрозила она пальцем. — Только напрасны они, эти ваши хлопоты…

— Почему же напрасны? — обидчиво спросил он.

— Не выйдет из них ничего — пиковый валет. Ну да ладно, посмотрим, что будет дальше. — Она быстро разбросала вокруг короля с напрасными хлопотами четыре кучки и развернула их в цыганский крест. — Так! — сказала она, любовно раскрывая карты. — На пороге у вас благородный король из казенного дома.

— Кто же это? — зевнул Лев Минеевич, прикрывая рот ладошкой.

— Вам виднее.

— И когда это будет?

— Скоро. Очень даже скоро. Завтра, послезавтра…

— Завтра — суббота, послезавтра — воскресенье. В казенных домах выходные, — резонно заметил он.

— Ну, тогда в понедельник, — равнодушно согласилась Вера Фабиановна.

Она быстро раскрыла значения карт, потом, отделив одинаковые, разложила пять троек — «на будущее». В настоящем, кроме означенного визита и пустых хлопот, ничего существенного Льну Минеевичу не выпало. Картишки подобрались все мелкие и невыразительные — нечто вроде преферансного мизера. Зато в будущем обозначилось некое темное облачко, которое гадалка охарактеризовала как неприятную неожиданность. Но не успел Лев Минеевич встревожиться, как открылась десятка червей. Сердце его, таким образом, должно было успокоиться радостью.

— Ну, спа…

— Типун вам на язык! — разгневалась гадалка. — Сколько раз было говорено, что благодарить нельзя! Не сбудется!

— Так я же не успел, Верочка, и вообще…

— Ладно уж! — отмахнулась Вера Фабиановна. — Так не будете кофе пить?

— Нет, голубушка, благодарствую. Бежать надо. Я еще к Дормидонтычу зайти должен.

— Это зачем же?

— А я разве не говорил? — На лице его обозначилось удивление. — Он же Изиду свою с Гором-младенцем на коленках отдать соглашается.

— Вас-то это почему интересует?

— Меня? Да я о вас, Верочка, хлопочу.

— Вот как? Тронута… А за хлопоты чего потребуете?

— Ничего. Ровнехонько ничего. Скажите только, что ему взамен предложить?

— Это подумать надо… Скарабей его не заинтересует?

— Сомнительно, — помотал головой Лев Минеевич и равнодушно так, безразлично ударил в самое больное место. — Помнится, он насчет эмалей крючок закидывал, но это ведь пустое? Вы же решительно нет?

— Еще чего? — низким контральто произнесла возмущенная Вера Фабиановна. — А этого он не хочет? — Она изобразила с помощью трех пальцев нехитрую, но весьма выразительную фигуру. — Вы еще и его потребуйте! — хлопнув ладонью по сундуку, она разбудила одну из кошек.

Моя египетская выгнулась и, вытянув когти, в сладкой истоме вонзила их в гобелен.

— Лично я, — он ткнул себя в грудь пальцем, — ничего не требую. Скажу ему, что не состоялось, и все!

— Вот как! А скажите-ка лучше, почему он с вами готов на какого-то Яковлева сменяться, а с меня драгоценные эмали требует?

— Во-первых, Яковлев — это не «какой-то»… — Лев Минеевич вкрадчиво понизил голос: в груди у него тревожно екнуло, словно и в самом деле на циферблате судеб пробил его час. — Во-вторых, он хотел еще подлинную «Маркизу» Сомова и «Версальские фонтаны» Лансере, но это неважно, потому как, в-третьих… в-третьих, вы сами можете предложить что-либо из живописи или же графики…

— О! Что же вы раньше не сказали? — всплеснула руками Вера Фабиановна. — Может, ему Врубеля предложить?

— М-можно. — Голос почему-то вдруг изменил Льву Минеевичу. Он неопределенно махнул рукой, глотнул два раза сухим, опаленным горлом и прокашлялся. — Можно… Я так думаю — можно… Но надо поговорить.

— Ах, поговорить! — Она согласно кивнула. — Ну, конечно же, поговорить! — И, беспощадно улыбнувшись, покачала вдруг головой. — Ай-ай-ай, Лев Минеевич! А еще старый друг называется, верный рыцарь! Я же нагадала вам напрасные хлопоты. Чего же вы лезете? Не видать вам Врубеля как своих ушей… — и звучно припечатала ладонь к клеенке стола.

— Позвольте! — возмутился Лев Минеевич. — Как вы могли подумать? Конечно, я хочу Врубеля, но ваши интересы…

— Бросьте, бросьте!.. Лучше замнем для ясности. Передайте своему Дормидонтычу, что я хочу его видеть. Пусть зайдет. Авось сами как-нибудь столкуемся.

Униженный Лев Минеевич нашарил свой зонтик и взглядом стал отыскивать шляпу.

— Да вон она! — сказала Вера Фабиановна, отнимая шляпу у Саскии, который уволок ее на другой конец софы и брезгливо обнюхивал.

Лев Минеевич вздохнул и поцеловал хозяйке руку.

— Заходите. Не забывайте, — сказала она, провожая его к дверям.

Глава 5

Предначертание свершится

Люсин вышел из кино, когда на Садовом уже зажглись фонари. Тополиный пух кружился в немигающем ртутном свете. Старушки в белых фартуках торговали цветами.

Куда-то спешили люди. У телефонных кабин стояли очереди. Вечер только еще начинался.

Люсин прошел мимо концертного зала и, увлекаемый людским потоком, машинально спустился в метро. Делать было решительно нечего. Смутно хотелось куда-то пойти, стряхнуть с себя ленивую тревогу этого вечера.

Получив в кассе четыре пятака, он двинулся к турникетам, но свернул вдруг направо и подземным переходом вышел на другую сторону улицы Горького. В ярких витринах магазина лоснились свисающие с потолка колбасы. У дверей ресторана «София» безнадежно темнела очередь.

Одинокий автомат оказался свободным. Словно решившись на что-то, Люсин вошел в кабину и, порывшись в карманах, отыскал двушку. Но автомат с отвратительным лязгом сглотнул монету, едва Люсин набрал первую цифру. Тихо ругнувшись, он вышел из кабины и перебежал к табачному ларьку. Купив ненужную ему коробку спичек, выпросил заветную медяшку. Не доверяя пиратскому телефону, не поленился дойти до желтого здания, где раньше был Кукольный театр. Там обошлось благополучно.